Театры рождаются, живут и умирают — приказы об открытии и закрытии не в силах побороть законы природы.

За последние месяцы сразу несколько московских театров пережили смену руководства. Прошло время, вышли премьеры, и теперь уже можно судить, на пользу ли были эти перемены.

Одинаковых, похожих друг на друга семей нет — ни счастливых, ни несчастных. И театры все — разные. Невозможно придумать алгоритм, который позволил бы один театр сделать этакой моделью для всех прочих либо для какого-то числа театров Москвы или хотя бы Центрального административного округа. Но и тенденцию последних лет не заметить тоже невозможно: новое руководство департамента культуры Москвы «ставит» на обновление. Появились новые руководители в Театре имени Ермоловой, в Театре имени Гоголя. В одном случае прежний худрук, народный артист СССР Владимир Алексеевич Андреев привел в театр Олега Меньшикова, представил своим товарищам и предложил всем теперь любить и жаловать нового худрука, а сам, подобно королю Лиру, оставил трон. Но не ушел из театра, даже как будто бы получил почетную должность президента, а главное — остался в труппе, и первая премьера нового худрука — с Андреевым в главной роли. То есть развития сюжета с Лиром, трагического, плохого, здесь — во всяком случае пока — мы не видим. Все — по-человечески. В Театре Гоголя так мирно не получилось. Само административное решение было другим, более жестким, наверное, даже грубым. Театр открыл новый сезон, худрук, народный артист Сергей Иванович Яшин объявил о планах на год, вывесили репертуар с первыми премьерами, а на следующий день — бабах: назначают нового худрука, Кирилла Серебренникова, у которого в двух шагах (а на самом деле — в двухстах—пятистах метрах) от Театра Гоголя уже имелась своя театральная площадка на Винзаводе. Называется — «Платформа».
И Серебренников рассказывает о том, что на месте Театра Гоголя будет что-то совсем уже другое, «Гоголь-центр» с резидентами, пока же он возвращается в Берлин, где выпускает премьеру оперы, а театр закрывается на ремонт. Актеры выходят на митинги, устраивают пикеты, их то успокаивают, что театр останется репертуарным, то говорят, что тем, кто захочет, будет предложена работа, хотя всем понятно: все будет по-другому, а назад пути нет. Сейчас театр вот-вот откроется, после Нового года на остановках общественного транспорта столицы появились ярко-красные баннеры: открывается «Гоголь-центр» (дата открытия назначена на 2 февраля).
Сергей Капков был назначен руководителем Департамента культуры Москвы в конце сентября 2011 года, а Валерий Белякович руководит Драматическим театром имени Станиславского с лета того же одиннадцатого года, то есть за Беляковича отвечает как будто не Капков, а прежнее начальство. И велика вероятность, что скоро, когда у Беляковича закончится срок контракта, новый с ним уже не заключат. Странно другое: с первых дней Белякович, создатель одного из главных (так можно, наверное, сказать) театров-студий поздних советских лет, Театра на Юго-Западе, репертуарную политику построил на лицензионной сборке. То есть в афишу Театра Станиславского один за другим перекочевывали спектакли из репертуара Театра на Юго-Западе. Не странно и давно уже вошло в театральную практику, когда режиссер, что-то успешное сделавший в столице, то же самое и в тех же приемах повторяет в провинции. Так поступали и ранние «художественники» сто лет назад, когда по всей провинции шли спектакли «по мизансценам Художественного театра». Этим сам Мейерхольд баловался в начале прошлого века. Но с окраин Москвы — в центр? Это что-то новенькое. Впрочем, и тут аналоги приходят на память: именно так строится прокат в Америке, которую, правда, в отличие от России, никто и никогда не считал великой театральной державой. Так очень часто начинают в каком-нибудь университетском независимом театре, катают по городам и — в случае успеха — выносят уже на суд офф-бродвейской публики.
Афиша Театра имени Станиславского сегодня пусть не наполовину, но больше, чем на треть, повторяет афишу Театра на Юго-Западе. Вместе с названиями на Тверскую, в центр Москвы, переехали и некоторые прежние исполнители. А репертуар (как и до Беляковича, как до Галибина и Мирзоева) по-прежнему держит шлягер всех времен и народов «Мужской род, единственное число» — комедия про полковника-трансвестита, который когда-то был матерью, теперь, получается, возвращается в дом отцом и которого по-прежнему, как на премьере 22 ноября 1996 года, играет народный артист Владимир Коренев. Тот самый, который когда-то прославился ролью Ихтиандра в «Человеке-амфибии», а с ролью полковника-трансвестита «наперевес» защищал театр от режиссера-модерниста Александра Галибина, посягнувшего, как настаивали тогда его противники, на святые устои «системы Станиславского».
На официальном сайте Театра Станиславского появился раздел корпоративных продаж, где предлагают простую аренду спектакля, спектакль с фуршетом, с фуршетом и банкетом — и, наконец, специальное предложение: «все включено», где есть и фуршет «до», и банкет «после», и развлекательная программа.
Пожалуй, еще меньше поводов для оптимизма дает сегодня Театр на Таганке. Уход Любимова и не мог обещать этому театру какой-то новой счастливой жизни: весь репертуар здесь — любимовский, вся история — не сцены, не стен, но почти полувековая история этого театра — связана с именем Любимова, его дружбами, его конфликтами, отъездом и возвращением… А цивилизованно закрыть один театр и открыть на его месте другой — такого опыта в новой России нет. Закрыть же театр — все равно что убить, а кому нужны лавры Платона Михайловича Керженцева, руководившего Комитетом по делам искусств и вошедшего в историю закрытием ГосТИМа, Театра Мейерхольда? Никому не нужны. Вот и назначили худруком и директором Валерия Золотухина. А как теперь выпутаться из этого очевидного тупика — непонятно. Художественным руководителем Золотухин быть не может, директором — в общем, тоже. Как прежде, при Любимове, за что получал нагоняи и неизменные иронические замечания «Петровича», он выходит в антрактах и продает свои книжки с автографом. Нелепость.
Пригласил Сергея Федотова из Перми, чтобы тот повторил на Таганке своего МакДонаха. Федотов, создатель и руководитель пермского театра «У Моста», стал, можно сказать, первооткрывателем ирландского драматурга в России. Пригласили также какого-то итальянского режиссера, знаменитого польского — Кшиштофа Занусси, нашего Владимира Мирзоева… Вот он, нелишний пример того, как театр загибается без художественной мысли.
И с Любимовым невозможно было жить дальше, а без него жизни, как теперь выясняется, вовсе нет. Театры рождаются, живут и умирают — приказы об открытии и закрытии не в силах побороть законы природы.
Самой счастливой на этом фоне выглядит пока судьба Театра имени Маяковского. Миндаугас Карбаускис был назначен править им еще до Капкова, но новым руководителям столичной культуры очень скоро пришлось решать неотложные вопросы театрального менеджмента, так как Карбаускис никак не мог найти общий язык с назначенной ему в помощь директором — вероятно, не слишком опытной в деликатных вопросах управления театром. Капков принял сторону режиссера, а не директора, и вот театр празднует в этом году 90-летие, выпускает спектакли, обзавелся новым сайтом и интерьерами. «Рестайлинг айдентити» тоже пошел на пользу.
Карбаускис, подобно старшему своему товарищу и земляку Римасу Туминасу, неспешен, несуетен, малоразговорчив, то есть и тут не торопится поделиться какими-то манифестами, объясняя каждый свой шаг или расписывая светлое и счастливое будущее. Работает молча. В театре очень важно всех обеспечить работой: пожалуй, в этом — одна из главных тайн или внутренних пружин мирного сосуществования в труппе. Безработный актер — всегда источник дестабилизации.
В премьере «Талантов и поклонников» Карбаускис обеспечил ролями старших товарищей из звездной труппы театра — и все с удовольствием радуются новым ролям Светланы Немоляевой, Михаила Филиппова и Игоря Костолевского… На Малую сцену выпустил юную поросль... Один из режиссеров-худруков, человек, в русском театре авторитетный, в последние годы любит повторять: когда начинали мы, в 70-е, говорит он, тем, кому не было сорока, ставить не давали, поскольку — какой же ты режиссер? А сегодня, если тебе исполнилось двадцать, — все, ты уже как будто и старый для режиссерской профессии. Шутка, конечно, но доля истины в ней имеется. Вот Карбаускис и дал на Малой сцене высказаться тем, кому еще не поздно заниматься режиссерской профессией. Попутно там же, на Малой сцене, выпустил новый спектакль легендарный Леонид Ефимович Хейфец. Он поставил «Цену» Артура Миллера. И вот это мирное сосуществование поколений, где есть работа и у Галины Александровны Анисимовой, которая в труппе Маяковки больше 60 лет, и у Ефима Байковского, которому в марте исполнится 85 лет, и у начинающих режиссеров, вчера или даже сегодня со студенческой скамьи, — пожалуй, все это можно назвать ноу-хау Миндаугаса Карбаускиса, поскольку до него ничего подобного ни у кого еще в Москве не получалось. Давно такого не было, если быть совсем уж строгим и точным в определениях.
Когда в конце января в Министерстве культуры на конкурс на должность директора Академического театра кукол имени Образцова один из соискателей вышел с программой повышения посещаемости (за 3—5 лет с нынешних 67 до 80%), это у знающих, как подобное случалось за последние годы в Москве, вызвало ироническую улыбку. Очень важно начать работать — это вправду важно, и посещаемость за год, даже за несколько месяцев взлетает на 30—40%. Так было в Театре на Малой Бронной, когда туда пришли Сергей Голомазов и Константин Чернышов, новые худрук и директор, так по вертикали взлетела посещаемость в Театре Вахтангова, когда Римаса Туминаса «укрепили» новым директором Кириллом Кроком. И за полтора месяца до очередной «Пристани» в кассе два билета по 3800 рублей, остальные — дороже. Все прочие — проданы.
Самая половинчатая и размытая пока что новая жизнь в Театре Ермоловой. Открывшийся в декабре 2012 года, успевший сменить интерьеры и даже эмблему, театр странно сочетает сегодня антрепризные спектакли самого Олега Меньшикова с прежними, хоть и немногими, — из афиши андреевского Театра Ермоловой. Ушли в небытие эксперименты Алексея Левинского, им на смену пришли какие-то странные и незрелые опыты молодых, неумелых. Почему эксперимент у нас в театре так часто становится синонимом непрофессионализма? Вопрос так и повисает без ответа.
Найти свое место в рабочем строю — конечно, важная задача для каждого нового театра.
С одной стороны, у театра под боком у пятизвездочного отеля, в двух шагах от Кремля, судьба быть успешным, пустые залы тут невозможны. То есть, выходит, «Бродвей»? И взятый сюда танцевальный спектакль Егора Дружинина как бы в эту сторону тянет и зовет, как в светлое будущее. А «Снегурочка» новая, где молодые актеры неприкаянно маются с текстом Островского, — куда она тянет театр? А «Язычники» новодрамовской Анны Яблонской? А авторские вечера самого худрука? Театр без направления не выживает, антреприза — случается, да и там, как мы видим по самым успешным, нужна бывает художественная воля.
Как ни печально, Меньшиков, во всяком случае пока, дает пример человека, которому театр достался до того, как он понял, что делать ему с этим новым богатством. Прежняя наша жизнь богата примерами, когда режиссер «пересиживал в девках», как погибали замыслы с размахом, вначале обещавшие успех… Нынешняя, судя по всему, не раз еще даст возможность убедиться, что и тем, у кого не было планов обзавестись своим театром, их тоже давать не следует. Но будут же наверняка и другие.