Меньшиков запустил театральный механизм

Самым последним в Москве сезон (без трех 90)  открыл Театр имени Ермоловой. Но как! Так открывают разве что новую страницу в истории — красиво и с размахом. Олег Меньшиков тут же   предъявил публике результат своего полугодового руководства — новенький, с иголочки отремонтированный театр (недоброжелатели пророчили, что не успеет) и первую премьеру с интригующим названием «Самая большая маленькая драма» на двух артистов. Но каких! На сцене Валентин  Гафт и Владимир Андреев.
театр им. ермоловой валентин гафт открытие сезона олег меньшиков
«Самая большая маленькая драма» написана  по мотивам чеховского рассказа «Калхас». Впрочем, от небольшого сочинения Антона Павловича автор пьесы, он же режиссер премьерного спектакля Родион Овчинников, оставил двух персонажей — трагика Светловидова и суфлера Никиту. Все остальное — плод размышлений о театре вообще, а не конкретно, о котором идет речь, — провинциальном, начала века. Писано  явно знатоком театрального закулисья  и его обитателей — господ артистов, природы театра и актерского ремесла. Писано и возвышенно, даже не без пафоса, и низко, без страха опорочить  служителей Мельпомены. К тому же автор Овчинников хорошо владеет репризой, цементирующей любой, даже бессюжетный текст. А режиссер Овчинников использует приемы, делающие любой спектакль беспроигрышным. Но при одном условии: играть должны два мощных артиста. У артистов пожиже  банальная история  превратится в пошлость.
Итак, задана ситуация: трагик Светловидов (разумеется, это Гафт) очнулся после своего  бенефиса в театре и никого, кроме старого суфлера Никиты (а это Андреев), не обнаружил. Кажется, вот и весь сюжет. Трагик, как и положено ему, рычит аки лев. Опять же сильно пьющий: «Русскому человеку жити и не пити нельзя» — образ не раз тиражирован советским кинематографом. Как и образ суфлера,  который  трусоват и услужлив по природе своей должности. Но не все так плоско, как может показаться поначалу. Тем более что декорация совсем не внушила оптимизма: изнанка театра с фанеркой, реквизитом и костюмами являла собою штамп.
С одной стороны, эта пара пожилых артистов сыплет цитатами из классики (Пушкин, Шекспир), устраивает каскад с переодеваниями. Одна сцена с басней (трагик учит суфлера читать басню)  как отдельный дивертисмент украсит любую концертную программу. Они на пару репетируют  сцены Офелии с Гамлетом или Сирано с Роксаной, по очереди примеряя на себя женские образы. Гафт — Роксана, а Андреев — Офелия?! Старый прием театрального капустника вызывает буквально гогот в зале, но постепенно.
С другой стороны, театральный фарс, я и не заметила, как перешел  в драму. Гафт застыл на стуле и читает финальную сцену за Роксану  с таким внутренним разломом и тихой болью, что я невольно начинаю вспоминать: а какая артистка в роли Роксаны поразила меня? Кроме Гафта, пожалуй, и нет такой, хотя представляет он Роксану в формате  капустника. А у Андреева такие  глаза... Нет, не старческие совсем: взор возвышенный возвышенной натуры, которая и обнаруживается к финалу. И  вот особая ценность этой «Самой большой маленькой драмы» — незаметно театральный фарс переходит в человеческую драму: два старика, жизнь прошла, театр и погубил, и спас, а дальше? Тишина?.. Уходят. Кстати, драма действительно очень маленькая — час с четвертью, не больше.
Да, Олегу Меньшикову,  запустившему столь эффектно недалеко от Кремля свой театральный механизм,  чуть ли не единственному из новых назначенцев удалось самое главное, да почти невозможное: не пролить кровь, построить авторитет не на костях и сохранить в театре человеческие отношения. «Браво!!!» — кричала публика на поклонах, которые, кстати, почему-то не успели сделать.