Касса:
+7 495 629 05 94
+7 495 580 52 15 доб. 325
Билетный стол:
+7 495 580 52 15 доб. 387

Андреев живет, «чтобы мыслить и страдать»

18.09.2015


16 сентября в театре имени Ермоловой состоялся творческий вечер Владимира Алексеевича Андреева, посвященный  85-летию народного артиста СССР.  Пришли на юбилей те, кто ценит и любит Президента Ермоловского театра, помнит все его режиссерские и актерские работы, отдает должное необыкновенной доброжелательности этого человека и умению понять каждого. Были здесь и убеленными сединами мэтры, и ученики Андреева, включая кафедру актерского мастерства в ГИТИСе, которой он руководит, и главные режиссеры театров: Иосиф Райхельгауз, Сергей Голомазов. Явилась даже сама Ермолова вместе с командой гусаров Театра Армии. З5 лет не был в этом театре Александр Михайлов, а теперь потянуло его сюда, вспомнил наказ Владимира Алексеевича: "Надо постоянно двигаться вперед, иначе погибнешь". Алексей Бочкарев вспомнил период руководства Малым театром Владимиром Андреевым, а Иосиф Кобзон пропел осанну супружеской паре Андреева и Селезневой.  

До этого знакового события Владимир Андреев согласился на интервью и пригласил в свою квартиру на Тверской.  В кабинете, увешанном картинами, подаренными разными художниками, мы пили чай и вели неспешную беседу.  Я вслушивалась в стройную речь профессора РАТИ – ГИТИСа, верного рыцаря Ермоловского театра и ловила себя на мысли, что у этого улыбчивого человека со светлыми глазами нет возраста, и даже сейчас он может сыграть царевича в новой интерпретации  "Сказки о царе Салтане".    

- Вы верите в судьбу?

- Я верю в Бога, но чтобы предстать перед всевышним и сказать – все, что было завещано тобой, я выполнил, пока думаю рано. Да, я начинаю физически уставать, а это означает близость снега. Свою последнюю книгу я назвал "Разговор с самим собой". Именно в ней определены какие-то этапы моего пути, они-то и выстраиваются в судьбу, которая сложилась не просто, но здорово.  Я борюсь со своими недугами ради того, как писал Пушкин, "чтобы мыслить и страдать". Что такое – страдать, сострадать?  Это значит не убегать от трудностей, не пасовать, а  думать о количестве совершенных ошибок, о людях, которые сыграли большую роль в твоей жизни. Вот сейчас говорю, а перед глазами возникает близкий мне образ великого русского писателя Виктора Астафьева. Или Валентина Распутина, "Деньги для Марии" которую не давали играть нашему театру, закрывали.  Что же это вчерашний день и об этом надо забыть? А ведь это, то настоящее, что помогало мне быть человеком. Чувства накапливаются, формируются в мысль, а мысль тянет к действию. Я не могу говорить по поводу себя, как о себе любимом, потому что всю жизнь сомневался, и это позволяло мне оставаться живым.  Очень легко включить кнопку и выносить приговоры: нравится, не нравится, труднее  радоваться успеху чужого человека, которого, может быть, и не любишь.

 - И все-таки вы были счастливы?

- Бывал. Периодами. У меня были прекрасные педагоги: Андрей Лобанов и Андрей Гончаров, была незабываемая встреча с иркутским драматургом Александром Вампиловым, пьесы которого первым поставил в Москве.  Валентин Распутин не был последовательным философом, но он любил Россию, как никто. Они были борцами, но я никогда не был борцом, И вместе с тем воевал с чиновниками за пьесы Вампилова, в том числе и за спектакль "Деньги для Марии" Распутина.

- Извините, что перебиваю, но у вас не возникало желание инсценировать последнюю повесть Распутина "Дочь Ивана, мать Ивана"?

- Сейчас мне этого уже не потянуть. Нынче я живу своими студентами, многое подсказываю им, советую, как уберечься от того вала рекламы, который прет на нас. Как –то Женя Каменькович на кафедре сказал: "К сожалению, все забывается и все забывают". Так вот я не хочу, чтобы забывали Андрея Гончарова, Георгия Товстоногова, которому в этом году исполняется 100 лет, и он благословил меня в 70-х годах на руководство Театром имени Ермоловой. Все, что было горькое и больное –  должно сохраняться. Иногда про меня говорят: "Он такой удачливый", и поэтому многим непонятно, почему я добровольно ушел с поста худрука Театра Ермоловой. Да потому, что многое уже не мог совершить, и часто во имя худого мира шел на компромиссы.  Я понял, если не найду себе достойную замену, то буду вредить театру. Ведь можно сказать себе: присутствовать на всех приемах в Кремле необязательно и после этого почувствовать себя свободным, в том числе  от тех мелочей, которые ежедневно настигают тебя в театральной суматохе. Ведь в театре, только нажми не на ту педаль и понесется, и случится разрушенная Таганка. Ведь театр Ермоловой "скушивал" многих главных режиссеров, включая Лобанова, Шатрина, Мария Осиповна Кнебель вернулась на какое-то время и убежала. Мне помнится один человек, открыв дверь, сказал: "Если он, - не буду называть кто, - получит народного СССР, а я нет, то умру". И  все это я переживал, ходил в горком партии и говорил: " Я знаю, что меня представили к Ордену Трудового Красного знамени, а артисту Н дают грамоту Верховного Совета, так нельзя ли нас поменять"… Мне тут же устроили разнос, но потом сделали так, как я просил.  А когда я отказался от пожизненного трона, то почувствовал себя свободным человеком, который, не смотря ни что, сберег театр. И тогда, когда некоторые силы хотели уничтожить этот квартал, и меня предупреждали, что со мной может все случиться (приставляет указательный палец к виску), все равно я не сдался и открыл новую сцену.  На колоколе свободы в Филадельфии написано: "Господи, дай мне силы и разум понять то, что я не могу, но дай мне силы сделать то, что я могу сделать". Потрясающая мысль.

- Владимир Алексеевич, вы сказали, что сейчас у вас появилось больше времени для размышлений и обдумывания нашего жития. На ваш взгляд, марш "Бессмертный полк",  проходивший 9-го мая по городам России, был политической акцией? Как этот марш подействовал на человека, помнившего войну подростком  и жившего тогда в Москве?

- Я в этом марше не участвовал, но хочется верить, что он был искренен, ведь не могло такое количество людей по приказу выйти на улицы. По-моему, главный  его лозунг заключался в другом: "Дайте жить стране". Например, одни хотят скинуть других, и собираются на Болотной площади.  Но когда я вижу наглые, обозленные глаза того, кому мешает тот, кто сегодня у власти, а таланта у него нет, чтобы разумно вести народ, тогда говоришь себе – "Нет!" Самое страшное сегодня, видя все ошибки  и просчеты нынешней власти, раскачать страну.

Прожив большую жизнь, могу сказать – не все песни, над которыми издевались демократы, так уж  бездарны и "жила бы страна родная" - не самые плохие стихи.  Но и в те времена настоящая культура продиралась сквозь препоны запретов и говорила о самом насущном в каждом человеке. У Давида Самойлова есть такие строки: "И только мужество и нежность спасают нас от пустоты".  Или, например, у молодого Иосифа Бродского: "Ни страны, ни погоста, на Васильевский остров я приду умирать". Вот ведь какое чудо, что может быть выше? Да, зажимали, петь не давали, а нынче на каждом углу кричат о патриотизме, который превратился в разменную монету. Еще Константин Симонов говорил: "Патриотизм – вещь деликатная". А сегодня, к большому сожалению, наблюдается массовый психоз по поводу патриотизма, похожий на шизофрению. Да, Крым должен был вернуться к нам, иначе бы  Севастополь оказался звездно- полосатым. У меня один ученик родом из этого города, и когда он приехал на сессию, то первым делом похвастался: "Владимир Алексеевич, я гражданин России", потрясая паспортом.

-  На ваш взгляд жизнь идет по кругу или поднимается по спирали?

- Иногда я анализирую и диву даюсь, ведь все уже было, и я был тому свидетелем. Рядом с Белорусским вокзалом есть сталинское  здание с длинным железным балконом. Так вот в 1944-ом году я стоял на этом балконе с товарищем, у которого отец был Героем Советского Союза за войну в Испании, а внизу вели колонны пленных немцев. И потом на Спасской улице в казармах сидели за решетками сотни немецких солдат. Мы - дети приносили им черный хлеб, ржавую селедку, и они нам давали за это какие-то выструганные из дерева пистолетики, игрушки. Почему я об этом говорю? Да потому, что появляются фильмы о войне, где все приблизительно. И думаешь Боже мой, ребята, вы хотя бы поинтересовались на какой стороне носили Красную звезду, орден Отечественной войны… Ни Ростоцкий, ни Чухрай, ни Мотыль не могли допустить позорных неточностей.  Вспомните стихи Михаила Лермонтова: "Люблю отчизну я, но странною любовью, не замутнит ее рассудок мой, ни слава, купленная кровью…" И когда людям не любят свою отчизну, то им лучше уехать из страны. И все-таки мне больно, когда молодые талантливые люди уезжают за рубеж. В пьесе гениального Леонида Зорина, когда моего героя спрашивают, почему он не покидает родину, тот отвечает: " Я не могу, я местный". Так вот я, рожденный на Большой Спасской, тоже местный. Помню, когда рушили церковь, стоявшей в нашем дворе, то в ее глубине находили захоронения и какой-нибудь череп вдруг выкатывался на дорогу. А после занятий в школе я бежал в слесарную мастерскую, и меня учили, как крутить пружины для транспортера, потому что надо было помогать отцу, работавшему на заводе имени Сталина.

- Но ошибки - то у вас были?

- А как же без них.  Бывало и людей обижал, но случалось так, что обиженные оказывались более милосердными и добрыми, чем обласканные. Так дочь моя от первого брака, сейчас мой главный товарищ,  и никаких обид на меня не держит, хотя мы помогали ей и с учебой, и с работой. Поэтому моя судьба, если не бежит, как раньше, но итоги пока не позволяет  подводить. И потом: можно любить или не любить Ермоловский театр, но мне сегодня в нем жить интересно. И когда пришел Олег Меньшиков, и все кардинально изменилось в плане обновленного интерьера, то и зрителям приятнее в него заходить.  У нас так же появился "Андреевский" зал. Я его долго возводил, иногда Лужков помогал, но пришел Меньшиков, достал деньги и завершил строительство. Мы там с Валентином Гафтом иногда поэтические вечера проводим. Вот такие дела. Поэтому лучше ставить спектакли про людей, чем про уродов.

Любовь Лебедина, Газета Трибуна