Перед эфиром с Олегом МЕНЬШИКОВЫМ Facebook-знакомые привезли кошку Ассоль с просьбой найти ей хозяев среди зрителей. Поэтому животное сидело у меня на коленях в течение всех 24 минут (проект на канале "Москва-24" называется "ПРАВДА-24" не только потому что студия расположена по адресу ул. Правды, д. 24). Собственно поэтому и разговор я начал с "кошачьей" темы.  

I. Ведущий: - Олег, я вас приветствую.

Олег Меньшиков: - А, мы уже в эфире, да?

В.: - Мы уже в эфире.

О.М.: - Я ваc тоже приветствую.

В.: - Я вас приветствую главным образом как художественного руководителя театра имени Ермоловой. Скажите, пожалуйста, в театре мыши есть?

О.М.: - Вот это да! (смеется)

В.: - Ну, старое здание, должны быть.

О.М.: - Должны быть, я не видел, но должны быть. 

В.: - Не хотите кота завести для охоты?

О.М. - Нет. Хотя очень во многих театрах, кстати, есть коты. И их берегут, считают, что если их выгонишь со сцены, это плохая примета. Это еще знаменитая история с Товстоноговым, с БДТ была. Он хотел от кота, который орал, избавиться, мол, что это за кот там сидит на сцене. Ему сказали, что, Георгий Александрович, что вы делаете, это плохая примета, это нельзя. И вот этот кот на следующий день идет по партеру, по проходу, мимо Товстоногова, пытается залезть на сцену, у него не получается, он прыгает, прыгает, и разъяренный Товстоногов кричит: "Ну поможет кто-нибудь котенку на сцену забраться?" (смеется)

В.: - Да. Ну, вам-то лично я не предлагаю, потому что у вас собака, да?

О.М.: - У меня собака, да. Йорк. Ну такой, знаете, большой, они бывают большие, бывают такие малюсенькие, а этот такой серьезный парень.

В.: - А как зовут?

О.М.: - Нафаня.

В.: - А вот эту вот зовут Ассоль, животное, оно, в общем-то, фактически бездомное, мы пытаемся его пристроить, поэтому если у вас там кто-нибудь захочет в театре, найдет применение вот этой вот девушке, ей годик всего, то мы ее отдадим в хорошие руки. Или же мы ее отдадим кому-нибудь из зрителей. Вот, не пожалеете. А вы не пожалели о том, что ввязались в историю - театром руководить?

О.М.: - Нет, пока не пожалел. Пока, вы знаете, времени даже оценивать не было. Уже как бы рухнул туда, и все, и с головой. Поэтому даже не оглядываюсь. Пока даже не оглядываюсь. 

В.: - Как-то рухнули вы удачно, потому что вот здесь, в этой студии, с Кириллом Серебренниковым беседовал, и вы знаете, там история была со скандалом, с разборками. А у вас, в общем-то, все как-то тихо, мирно, при том, что на самом деле внутри-то там какие-то есть брожения, да?

О.М.: - Ну, брожения, наверняка, есть, театр - это ж сложный организм, все же с амбициями, все люди, все тщеславные, артисты, ну что вы хотите, в любом коллективе даже, а уж театр такой сложный в человеческом плане организм, конечно, есть. Но вы знаете, по сравнению с театром Гоголя, там было, наверное, не очень правильно сделано. Тут было решение принято Андреевым самим. В общем, мы с ним об этом говорили, вырабатывали какие-то там не в смысле, ты - мне, я - тебе, передать власть и условия. Операция "Преемник".

В.: - Да, да, это отличный заголовок будет для публикации.  Нет, это не comeback - А вы ушли из театра имени Ермоловой в 89-м?

О.М.: - Чего-то такое, да.

В.: - То есть очень давно. И с тех пор, насколько понимаю, ни разу там не были, ну, в качестве зрителя хотя бы?

О.М.: - Нет. Ну не потому, что я ушел, и мне прямо невозможно было туда заходить, ой, Боже мой. Просто как-то не случалось. Знаете, там и премьер громких не было, да и я по театрам не часто хожу. Но вы знаете, я когда пришел туда, вот сейчас, и как-то так, как-то так мне все это было по-родному, я даже не поверил. Я бы не сказал, что это были самые счастливые годы мои творческие в театре, потому что я пришел на новое дело тогда к Валерию Владимировичу Фокину, которое, в общем-то, быстро достаточно распалось, и я в результате ушел. Роли, которые я там играл, хотя и прозвучали вроде как в театральной Москве, но мне удовольствия творческого не принесли. Поэтому, ну, был у меня период в жизни такой - театр Ермоловой. А сейчас когда пришел, я понял, что моя жизнь в театре только началась. Вот те четыре года можно не считать. Но они остались базой, потому что очень много людей, с которыми я работал, с которыми выпивал, с которыми играл, и так далее, и так далее. 

В.: - А сейчас выпиваете с этими же людьми или с другими теперь выпиваете?

О.М.: - С этими еще не успел. 

В.: - Вы знаете, я как-то совершенно не представляю вас в качестве администратора. Человек, который рулит там ремонтами, какие-то сметы, что-то вот...

О.М.: - Ох, я тоже себя не представлял. Приходится, потому что все равно художественный руководитель, на афише стоит мое имя. И кто будет отвечать-то. 

В.: - Нет, ну мало ли еще какие имена стоят. Вот Апексимова тоже руководит театром, но она просто вот как бы лицо, а за фасадом этого лица...

О.М.: - Она не худрук, она директор театра. А худрук - Роман Григорьевич Виктюк. 

В.: - А, да, тогда я ошибаюсь.

О.М.: - Но в театре Ермоловой художественный руководитель - Олег Меньшиков. Значит, все равно отвечаю я за все, понимаете. Извините за такое "я", но я отвечаю, понимаете. За внешний вид, за то, как кормят, за то, что идет на сцене, за то, как удобно или неудобно, видно - не видно, слышно - не слышно, как актерам -  уютно, не уютно...

В.: - А актерам, наверное, неуютно, потому что в труппе 80 человек, и по определению восьмидесяти человекам не может быть уютно.

О.М.: - Ну да, уволить я никого не могу, я вообще не кровожадный в принципе. Сейчас такая система, я могу приглашать на договор да хоть сотню людей, понимаете. Просто те люди, которые сидят и ничего не играют, ну, как вот так может сложиться, что при моем художественном руководстве ну не будут они играть, не потому, что они плохие, а просто потому, что я плохой для них художественный руководитель. Они, ну, если им так нравится, ну так пусть сидят. Но я бы не усидел, я бы ушел. 

В.: - Я помню такой заголовок - "Олег Меньшиков: Я устал от своей профессии". Это журналисты как-то приукрасили или вы действительно устали?

О.М.: - Ну, знаете, это не так трагически просто. Я никогда, собственно, не горел этой профессией. Мне доставляло больше удовольствия то, что происходит около профессии, рядом с профессией - общение.

В.: - Не понимаю. Поподробней, что значит около профессии?

О.М.: - Но мне нравится на съемки ездить не играть роль, а проводить время на съемке, на съемочной площадке.  - Тусоваться то что называется. - Да, на съемочной площадке. Мне нравится это очень. То есть, видимо, поэтому я тщательно выбираю роли, чтобы я был уверен в том, что я делаю на площадке. 

В.: - Вот это удивительно, вы знаете. Мне довелось общаться с Режисом Варнье, у которого вы в фильме "Восток - Запад" снимались. И предмет нашего разговора был - Сергей Бодров, в судьбе которого, я насколько понимаю, вы сыграли очень значительную роль. И француз все время говорил об актере Меньшикове. Он вас называл гениальным, вернее, если точно, абсолютно гениальным актером. Учитывая номенклатуру персонажей, с которым пришлось поработать товарищу Варнье, это впечатляет: ему есть с кем сравнивать.

О.М.: - Ну, это, конечно, приятно безумно. Он мне говорил: "Ты во Франции можешь сделать карьеру". 

В.: - Варнье как раз обратил внимание, что вы вообще на языках не говорите. 

О.М.: - И французский вообще это как китайский. 

В.: - Да, и что при этом не было у вас совершенно никаких коммуникативных  осложнений.

О.М.: - Не было. Ну английский, разговорный, конечно, есть: я могу говорить. Но дело в том, что они все удивлялись, почему я с ними не разговариваю. А чего мне разговаривать, мне надо роль идти долбить, потому что французский-то вообще не знал. До четырех утра я сидел над ролью, во всех перерывах между дублями в своей гримерной запирался и - какое там общение, куда там до общения. Поэтому я думаю, это эффект неожиданности сработал, потому что он до последнего момента не знал, как я говорю. Он мне говорил, давай почитаем. А я привык делать наверняка: или здорово или не делать вообще. Вот у меня не получается, то есть я постепенно подхожу сам. Но я не люблю, когда за этим процессом кто-то наблюдает, как я к этому подхожу. Поэтому я должен выйти и сделать. И вот я когда вышел и сделал, он, я думаю, немножечко обалдел, и это его сподвигло на такие слова. 

В.: - А скажите честно, вы свои фильмы пересматриваете?

О.М.: - Нет. 

В.: - Нет? Почему? Вот это такой ожидаемый ответ, на самом деле, все говорят, что нет. "Долгая память хуже..."

О.М.: - Вы знаете, я не люблю фотографии свои, я не люблю, когда обо мне пишут. Я не люблю читать, когда обо мне пишут. Неважно, плохо или хорошо, вообще неважно. Такое впечатление, что они куда-то пытаются залезть, а я не хочу, чтобы туда залезали. Вот не люблю, не хочу, чтобы меня трогали. Знаете, это я вам серьезно говорю, не потому что я не говорю про то, когда плохо, когда хорошо. Вот когда я вижу свою фотографию где-то, у меня прям, у меня настроение портится. Я не знаю, что это такое.

В.: - То есть вы считаете, что ваше изображение недостаточно точно передает всю глубину души?

О.М.: - Нет, я над этим даже не задумывался, но просто. А вы говорите еще смотреть свои фильмы. 

В.: - Я просто объясню, к чему этот заход был. Есть у вас ощущение, что если б вы вот сейчас, уже с нынешним опытом, играли ту или иную роль, вы бы сделали это иначе, или...

О.М.: - Я знаю, что обычно актеры говорят, что, конечно же, сейчас бы я сделал иначе. Ничего бы я не сделал иначе. Как сделал, так и сделал. Поэтому вообще сослагательное наклонение, знаете, как в истории, так и в нашей профессии, оно не имеет смысла. Ну что значит, если бы вот сейчас бы я бы сыграл бы по-другому бы. Ну и чего дальше? Еще не известно, как бы это было, лучше или хуже. Поэтому уж как сыграл, так сыграл. 

В.: - Я бы никогда не задал вопрос, который сейчас задам, если бы на прошлой неделе не беседовал с Сергеем Гармашом здесь, и он совершенно меня обескуражил тем, что рассказал: на него произвел впечатление вопрос из зала - задумывается ли он о смерти. Потому что я-то для себя лет в 15 решил этот вопрос.

О.М.: - А вы как его решили?

В.: - Ну, я решил, что я верю в реинкарнацию, потом уже можно не заморачиваться. Вот вы с Сергеем Гармашом примерно ровесники (он всего на два года старше). Вы уже задумываетесь о смерти? - Вы знаете, вообще я считаю, что у Льва Толстого есть фраза, под которой я не то, что подписываюсь, потому что рядом с гением мне куда подписываться, однако, он где-то сказал, что если ты прожил день и ни разу не подумал о смерти, значит, ты день этот прожил зря. Поэтому, ну, надо думать. - Хорошо, когда первый раз задумались, вы помните?

О.М.: - Первый раз сначала был страх, дикий страх смерти, это было где-то лет в 25. Ну мне кажется, это все проходят, дикий страх смерти. Дикий страх, ложишься спать и почему-то думаешь, что ты не проснешься. Почему, откуда это взялось, я понятия не имею. Но это было. Потом прошло. Потом умнеем, потом мудреем, потом кто-то верит в реинкарнацию (смеется), кто-то верит в тот свет, и так далее, и так далее. Ну, чем-то себя успокаиваем. Но помнить надо об этом, помнить надо, а как, а иначе, понимаете, иногда люди совершают такие поступки, как будто нам всем лет по 150 жить, понимаете. А звезданет неизвестно когда. В один момент может просто так: идет человек по лестнице и падает. А сколько дерьма сделал, да. А изменить уже ничего не можешь.

В.: - Это да. Но вы верите в то, что человек с уходом из своей тушки как-то остается, ну в существование души, так скажем, или вы считаете, что это...

О.М.: - Ну, я человек верующий, скажем так. 

В.: - Вот я просто не захотел в лоб спрашивать про веру, потому что ненавижу эти вопросы... Еще один вопрос такой, ну может быть, не самый приятный, на счет взаимоотношений с журналистами. У вас как складывается?

О.М.: - Вы знаете, существует какая-то легенда, что я не люблю журналистов, что я мало даю интервью. Это действительно легенда, потому что я даю интервью, если есть информационный повод: выход картины, выход спектакля, моих ли спектаклей, ну и в которых я участвую, я всегда встречаюсь с журналистами. Другое дело, что среди журналистов есть хамы, ну так как среди любых профессий.

В.: - Но среди журналистов больше, чем среди среднестатистических сограждан.

О.М.: - Да, может быть. Но у меня абсолютно нормально. Потом, мне кажется, что сейчас журналистика, вот я серьезно вам говорю, она набирает обороты в лучшую сторону. То есть появляется жанр беседы - то, что у нас сейчас с вами происходит. Мне это нравится. Не, я понимаю, что появляются люди, которые готовятся к передаче, я знаю, или к интервью со мной, потому что раньше это было просто, начинал так: "ну расскажите нам что-нибудь". 

В.: - Ваши творческие планы...

О.М.: - Вот в таком духе, да, творческие планы, вот такая вот ахинея. Поэтому мне кажется, сейчас журналистика все-таки набирает обороты, будем надеяться.  

В.: -Попасть под "Дождь" - Я к чему это подвожу. На днях вы были на интернет-канале с достаточно продолжительной беседой, почти часовой. Вы знаете, да, о чем я говорю. И у вас конфликтов не возникло после эфира с ведущей?

О.М.: - У меня ни до эфира, ни после эфира никаких конфликтов не было, вообще никаких.

В.: - Просто ведущая потом в Facebook'е написала отчет об этом разговоре.

О.М.: - Ведущая какая?

В.: - Анна Лошак. Ну, в девичестве она Лошак, сейчас у нее другая фамилия. И вот столько сарказма, я даже не решусь цитировать, я сперва хотел зачитать просто. 

О.М.: - Да ну, бог с ней.

В.: - Я подумал, вот вы ощущаете, когда беседуете с человеком, как он к вам относится, вы же должны быть психологом, вы же должны сканировать собеседника?

О.М.: - Вы знаете, там их две ведущих было, поэтому я не знаю, о какой вы говорите, я не видел никакого негатива, не чувствовал, во всяком случае, ни с одной из сторон. Поэтому для меня это удивительно. Вообще зачем ты идешь на встречу, если ты заранее ненавидишь человека, чтобы потом про него гадости писать. Я не пойму, зачем она пришла туда.

В.: - Может быть, у вас возник какой-то конфликт?

О.М.: - Не, не, не, ничего не было. 

В.: - Может, вы отказались отвечать на какой-нибудь вопрос?

О.М.: - Прямой эфир, если бы я отказался, вы бы увидели. 

В.: - Понятно. То есть я делаю вывод на самом деле, что вы о людях в целом думаете лучше, чем они есть. Это вам может помешать как худруку, потому что вы же можете здесь неадекватно оценить отношение к вам подчиненных... Я не могу поверить, что основной темой ваших разговоров не является все-таки ваша новая работа. С кем бы вы ни разговаривали, наверняка, эта тема всплывает?

О.М.: - Ну конечно. Дело в том, что я практически все время провожу в театре, поэтому мне особо и потрепаться-то не с кем. Вы говорите, вы меня видели у Делосса на открытии "Посольства красоты". Ну вот я заскочил на сорок минут, потому что туда хожу, просто поздравить, и тут же уехал на интервью на мой теперь очень любимый канал "Дождь" (смеется).

В.: - А вы в "Посольство красоты" вообще-то часто...

О.М.: - Я постоянный клиент уже лет, я не знаю, сколько, десять.

В.: - А что вы там делаете?

О.М.: - Ну что делают в салонах, лицо (смеется).

В.: - Это важно, да, для как бы актера?

О.М.: - Конечно, важно. Ну а как, лица не будет, кому ты нужен будешь, как бы тебя ни любили.

В.: - Хорошо. А худрук, худрук вообще может быть без лица. 

О.М.: - А вы знаете, мне нравится хорошо выглядеть. Мне нравится хорошо одеваться, мне нравится, когда люди хорошо одеваются, хорошо выглядят, мне приятно. 

В.: - Я уверен, что вы сделаете что-то необычное, потому что вы вообще необычный, мне кажется, человек, необычный актер.

О.М.: - Спасибо. Да, вы знаете, просто хочется хороший театр, не надо необычного, хотя бы сначала просто хороший, крепкий. 

В.: - Хороших театров нам не хватает. Мы к вам будем все ходить, вот, может быть даже вместе с кошкой Ассоль. Всех вам благ. Огромное спасибо, что вы к нам пришли.  

P.S. В ТВ-беседе с Олегом Меньшиковым я не стал развивать тему его конфликта с "Дождем". Тем более, что там, как выяснилось, односторонний конфликт случился. Готовясь к эфиру, обнаружил в Facebook'е запись Анны Монгайт-Лошак, у которой новый худрук Театра им. Ермоловой Меньшиков был в гостях накануне. Пост, преисполненный яда & неприязни: "приходил Олег Меньшиков, весь в кольцах, с камушками и без, под желеткой - гипюровая кофточка... признался, что в конце каждого хорошего спектакля "должна гореть свеча". так и сказал. и сверкнул бриллиантом на мизинце". Я опускаю совершенно оскорбительный пассаж, в котором Анна прошлась насчет внешности своего гостя, попутно наехав и на телеведущего Сергея Брилева. Я вообще считаю, что акцентировать внимание на физических недостатках (или на том, что кажется недостатком) - это за гранью даже самой "продвинутой" журналистики. И мне было непонятно: отчего такая реакция у Анны на приглашенного. Подумал, что там были постэфирные разборки и случилась "страшная мстя". Однако Меньшиков заверил меня, что расстались они с "Дождем" мирно и как бы друг другом довольные. Ну тогда вообще не по-ни-ма-ю! То есть, бывает (и достаточно часто) - звезды вне кадра ведут себя по-хамски, отыгрывая свои комплексы на тех, кого позиционируют как "обслуживающий персонал". Допустим, был у меня в рамках проекта ПРАВДА-24 жесткий разговор с Ренатой Литвиновой. Та приехала в 17:20, хотя договоренность была с ней на... 10:30! То есть почти семь часов актрису ждали администраторы, ассистенты, операторы, режиссеры, etc. Причем Рената каждые полчаса обещала появиться с минуты на минуту, поставив моих коллег в режим stand-by: то она вошла в метро, то вышла только что, то она за углом, то за поворотом. А явившись, Литвинова умудрилась за пять минут создать "поле такого напряга, где любое устройство сгорает на раз" ((c)БГ). Гостья запретила (!!!) ведущей смотреть на нее, съязвила насчет прикида журналистки и потребовала предоставить список вопросов. При этом речь шла о прямом эфире. Мне надо было уезжать на съемку c Натальей Водяновой, но коллега попросила меня провести беседу с "бАААгиней". Ну я и поговорил в той манере, которую счел возможной. Но открыто, лицом к лицу. Не понимаю, как можно карамельно мимимшничать в эфире, а post factum тайно поквитаться (непонятно за что, кстати). И, между прочим, слово "жилетка" так и написано у Анны, через "Е", воспроизведенная цитата это просто copy/paste. С другой стороны, отступ от норм языка = фишка "Дождя", как не раз, и не два было отмечено теми, кто канал смотрит. Меньшиков теперь, думаю, смотреть не захочет. Я показал Олегу пост его собеседницы. Он лишь спросил - а какие комменты? Ну какие-какие. Ясно ведь какие. Хотя милая реплика Михаила Козырева (с которым Меньшиков хорошо знаком) "Я не имею к этому отношения" по мне выглядела как чеховское "Я не целовал кухарку!".