Этот спектакль будет неплохо смотреться на лермонтовском фестивале, в контексте трактовок произведений Лермонтова, куда непременно попал бы и крымовский «Демон. Вид сверху» из «Школы драматического искусства». В фантазии Сергея Землянского, являющей «версию без слов», тоже попытка «взгляда сверху», с высоты птичьего полета – оттуда, сверху, земных речей не слышно. Видно лишь общее движение жизни, картины жизни, фрески бытия.

Сам режиссер выступил и хореографом, представив нам «Демона» в стиле пластического символизма. Весь дизайн спектакля – это тотальная пластика: сцены, кулис, воздуха, людских передвижений, являющая нам лермонтовскую поэму в ее символах.

Психоделическая музыка погружает в некий инфернальный транс, в состоянии которого мы наблюдаем то, что происходит на небесах, а также то, что под ними. Обитель Демона (Дмитрий Чеботарев), состоящая из грозовых туч, – прямо перед нами. Сам он похож на современного андрогина из фантастических блокбастеров. В нем есть и порочность, и харизма, и душевное одиночество. Подобно змею, он соскальзывает с туч прямо на землю – туда, где призывно трубят музыканты, созывающие на свадебный пир, где прекрасная Тамара (Зоя Бербер) кружится в белой фате и где движется, как привидение, голый остов коня, подобно Харону, перевозящего мертвецов из царства живых в иные миры. На коне – убитый жених Тамары Синодал…

Пластика, заменившая стихотворный текст, создает некий мираж поэмы, одновременно загадочный и лаконичный. В этом мираже есть очень красивые и чувственные образы страсти, искушения, любви. Вот сражение Демона с Ангелом, охраняющим душу Тамары, – схватка света и тьмы, похожая на старинную фреску. Вот великое искушение Тамары, в коем задействованы все силы земного и небесного, вся магия сцены и ее воздуха: черные кулисы, захватывая с собой Тамару, взмывают вверх, унося ее от всего земного… После чего конь-Харон увозит ее прочь, а скорбный Демон растворяется в черной вечности.

Вероятно, подобных трактовок «Демона» может быть множество. Эта же хороша своей несомненной серьезностью и романтизмом, внесшим в современную мифологию лермонтовской поэмы возможность ее нового переживания.